Папкович Тамара Петровна

«Мне тогда было всего три года, война была в самом разгаре. Нас с мамой (Григорьевой Александрой Даниловной) вывозили с другими людьми из родного Полоцка в Германию. Везли как… как скот. В закрытые вагоны нас напихали как селёдку в бочку. Были все: дети, старики, беременные женщины. Всех вывозили. Это еще повезло, что нас с мамой в один вагон отправили.

Еды никакой в дорогу не дали, воды тоже не было, а как долго ехать придется мы не знали, да и с собой особо никто ничего взять в дорогу не успел.

Ехали мы через лес, казалось, самое страшное уже случилось, но тут раздались взрывы. Бомбили и наши и немцы… Поезд остановился, многие побежали прятаться от выстрелов и бомб в лес, многие так и не вернулись. Лес горел, люди горели. Помню запах, кровь, мама всё пыталась меня собой закрыть, а потом плакала, боялась меня раздавить. Я была уверенна, что смерть именно тут меня и застанет, хотя я и маленькая совсем была, но мысль про смерть поселилась во мне крепко. Сколько нас бомбили не знаю, время просто замерло. Может час прошел, может больше. Поезд остался цел в этой бойне и рельсы не пострадали особо. Можно было ехать дальше. Правда, нас намного меньше стало. Обидно, что люди не сбежали, а полегли прям там...в этом лесу.

Я уже не помню, куда нас везли, понятно, что в какой-то лагерь. Когда поезд остановился, нас выгрузили возле какого-то непонятного сарая, старого и обветшалого. Но чтобы всех запугать, на дверях написали, что это лагерь смерти. Правда, после всего увиденного людям уже страшно не было. Просто невозможно было больше боятся.

Женщины, что ехали с нами в вагоне начали успокаивать друг друга, говорили, что это просто место для дезинфекции. Так и оказалось.

Нас всех раздели, завели в какую-то темную комнату и начали поливать мыльной водой.

Потом нас начали «выбирать». Немцам надо было набрать людей для работы на железнодорожном мосту. У тех, кого отобрали, отнимали детей. Помню, как мама прижала меня к себе и прошептала, что если меня у нее отберут, то она сразу с этого моста и спрыгнет. Но нам повезло, если так можно сказать.

Мама была молодая, крепкая, и как раз в это время к нашему сараю приехал немецкий фермер, который набирал людей для работы на своём участке. Он детей от мам не забирал, всех вместе перевозил. Мама ему понравилась и мы очутились у него на ферме. Уже потом я узнала, что всех, кто на мосту работал, там же в лесу и расстреляли.

На ферме работа была тяжелая, руками работать было непривычно. Мама моя медсестрой была, но выбора не оставалось. К тому же у нас была какая-никакая еда. Фермер не был жестоким, давал свеклу и картошку, а малым детям раздавал перегон (молоко без жира). С нами на ферме было много французов, одному мать отправляла посылки, и он всегда с нами делился. Однажды даже зайца смог поймать и нам с мамой принести. Звали этого француза Роше.

Жили мы в бараках, работали часов по 12-14. Конечно, люди болели. Моя мама тоже заболела, пошла к их врачу на ферме, немке. Сидела она вся в золотых кольцах, серьгах… Когда мама к ней пришла и пожаловалась на боль, ей на живот пластырь какой-то наклеили и отправили обратно на работу. Хорошо, мама крепкая была, справилась с болезнью.

Немки нас вообще недолюбливали, сторонились как чумных, но детей своих могли приструнить, если они обижали нас.

Когда в 1945 нас пришли освобождать началась полная неразбериха. Немки так испугались наших солдат, что готовы были сами на себя руки наложить…и таких эпизодов было много. Даже деток своих стреляли, только бы солдаты до них не дошли. Мне тогда уже 5 лет стукнуло, это я хорошо уже помню. Нашего хозяина солдаты отдали нам, но мужики его немного побили и в сарае закрыли. Убивать или еще как-то мучить его не стали, как и его семью, он все же не так плохо к пленным относился.

Потом солдаты наши повытаскивали много всяких вещей из домов, стол накрыли и казали, чтобы все понабирали себе необходимых вещей. А то пришлось бы совсем голыми домой возвращаться.

В Беларусь нас везли на военных машинах. Я помню, как мы заехали в Полоцк и не увидели его. Город просто был стерт. Дома практически все разрушены, мало, что уцелело. Мама моя работу медсестры быстро нашла, только вот жить было негде. Повезло, одни знакомые нас в свой сарай пустили, а как холода наступили, так и в дом забрали. Хотя у самих было пятеро детей и место всем не хватало. Так и жили, а потом постепенно отстроили город. Здорово, что вам, вашему поколению такой замечательный город останется после нас…».